Машина Возвращения

Возьмём (чего уж далеко ходить-то) человека, родившегося в одна тысяча девятьсот пятьдесят пятом году. Едва-едва заработала долговременная память, собственно, и делающая человека человеком, как в космос полетел спутник. Научился читать и писать – Гагарин, космические зонды устремились к Луне, Марсу, Венере, Леонов вышел в космос. Земная наука – тут тебе и синхрофазотроны, и открытия новых элементов, и водородная бомба на страх агрессорам и недобитым фашистам.

Призывы осваивать целину, строить гигантские электростанции, голубые города и трансконтинентальные железнодорожные магистрали падали на благодатную почву: у каждого был дядя, старший брат или знакомый, который и строил Братск, Саяно-Шушенскую электростанцию или ездил студентом на целину.

Да и на бытовом уровне на смену Ли-2 пришёл Ил-14, а затем и замечательный Ту-134, хочешь – летишь в Таллин, Ригу, Вильнюс, Ленинград, Кишинёв, Киев, Ереван, Тбилиси, Одессу, Симферополь, Сочи (это куда я сам летал), хочешь – куришь (были такие сигареты, тридцать копеек пачка), испытывался сверхзвуковой Ту-144.

Телевизор из маленького черно-белого «КВНа» с линзой превратился в сверхнадежный «Рекорд-64», а затем и в цветной «Рубин», Московской области служила Останкинская башня, стране – космическая система.

А радиоприемники… Хочешь – «Спидола», хочешь – крохотный, не больше спичечного коробка «Микро», вставил наушник в ухо – и слушай. Девочки могли выбрать «Эру», в виде серьги, но девочки радио увлекались меньше. Зато любили танцевать под шикарные и по дизайну, и по звучанию «Ригонды», «Виктории» и прочие фестивали, заключавшие в себя весь мир, от Австрии до Японии.

И всё это создали Великие Старшие за детство одного поколения. С пятьдесят пятого по семидесятый год, пятнадцать лет, аккурат в детство и уложились.

Жизнь после школы представлялась бескрайней и полной чудес. Фантастика ближнего прицела, даже не фантастика, а научно-популярные издания обещали в самом ближайшем будущем и лунные поселения, и полное исцеление от рака при помощи открытия Манфреда фон Арденне, хоть и немца, но нашего немца, сознательного. Пусть не бессмертие, но законные сто пятьдесят или даже двести лет каждому, родившемуся после войны обещали если не прямо, то обиняками («нормальная продолжительность жизни млекопитающего равна возрасту завершения полового созревания, умноженному на десять»).

Но получилось то, что получилось. Опять же для наглядности можно взять детство, начиная с двухтысячного года и по наши дни. Много ли нового?
В небе те же «Ту-95», готовые крейсировать вдоль границ недружественных стран столько, сколько будет нужно. Международная космическая станция как летала, так и летает (но есть опасения, что…), Интернет как существовал, так и существует (но есть опасения, что…), телевизор как принимал двести программ, так и принимает (но есть опасения, что…), у богатого соседа как был шестисотый «Мерседес», так и остался, разве чуть-чуть буковки поменялись (но есть опасение, что…), а в магазине и колбасу, и кока-колу можно купить без очереди (но есть опасения, что…).

То есть если раньше у школьника было ощущение, что страна несётся на экспрессе в счастливое будущее, то сегодня школьник чувствует себя сидящем в придорожной кафешке. Нет, не так: дорога кончилась этой самой кафешкой. Впереди туман, как в романе Стивена Кинга, и идти в этот туман никакого резона не видно: гамбургеры, хоть и второй свежести, покуда есть, кока-кола, опять-таки, есть, и покрепче тоже нальют, а из тумана то гигантские, с аиста, комары прилетают, то потянет духом зело противным, то ли химией, то ли могильником, сразу и не поймешь. Лучше посидим за столиком в тесноте, да не в обиде – хотя обиды растут и на понаехавших, и на всяких.

Фантастика шестидесятых-семидесятых годов была преимущественно представлена романом техническим и географическим: первопроходцы на фотонном звездолете (с описанием принципа действия важнейших узлов) осваивают окрестности нашей системы, а затем и отдаленные уголки галактики. Фантастика сегодняшняя всё более есть перепев сказки о Бове-королевиче: война с драконами всех мастей ради прекрасных принцесс и половинок царств. Из принцесс составляется гарем, из половинок царств – империя, и вот сижу я, всех змеев убивший, на троне, и гадаю, что делать: то ли прежнего соратника головы лишить, поскольку мне чудится, будто он на ту голову мою корону примерить хочет, то ли курс омоложения пройти и за новыми принцессами и царствами отправиться.

Что любопытно: любители старой, технической, «твердой» фантастики редко увлекаются фантастикой новой, считая её побасёнками для инфант и инфантилов, любители же фантастики современной пролистывают описания гиперпространственного двигателя на двенадцати радиолампах и восьми транзисторах, как не имеющих эстетической ценности.

Кстати о ценностях: в ожидании ремонта стоит в уголке моего кабинета, крохотной комнатки с четырьмя книжными шкафами под потолок и двумя столами, один компьютерный, а другой просто письменный, радиола «Ригонда» и ждёт своей судьбы: выброшу я её или оставлю, как предмет интерьера. Увы, она давно сломана, а искать умельцев, способных её восстановить, нет ни времени, ни смысла, потому, верно, оставлю, но как мебель. Напоминание о другом мире.

Порой мне кажется, что дело было так: в процессе эксперимента по нуль-транспортировке что-то пошло вкось, и меня забросило в аппендикс истории. Помните, в «ПНВС»: «Он загребёт все материальные ценности, до которых сможет дотянуться, а потом свернет пространство, закуклится и остановит время». Вот в процесс сворачивания пространства-времени я невзначай, мимолётно и угодил. Знаю, где-то в ином, моём по рождению измерении идёт нормальная жизнь, Быков летит к Трасплутону, комсомольцы строят город под куполом Антарктиды, дети всего мира едят яблоки, персики и мандарины, выращенные в Большом Сахарском Оазисе (площадь шесть миллионов квадратных километров, урожайность превосходит все ожидания), а я готовлюсь к нуль-транспортировке то ли в Магелланово Облако, то ли в Туманность Андромеды – Всепланетная Академия должна принять решение ко дню летнего солнцестояния.

Попытаюсь вырваться. На всякий случай прощаюсь: вдруг братья по разуму с той стороны портала не сумеют построить Машину Возвращения, и окажусь я – Нигде.

Лечу!


И, как точка, которую надо же когда-то поставить -  старая обложка старой книги в старой библиотеке: